ЗА ЧТО БЫ ни брался Андрис ЛИЕПА — постановка балетных спектаклей, и не где-нибудь, а в прославленной Мариинке, главные роли в художественных фильмах (в "Коротком дыхании любви" его партнером был сам Даниэль Ольбрыхский), работа в драматических спектаклях (в Японии он сыграл Сергея Есенина) — во всем ему сопутствует успех. А недавно Андрис и вовсе удивил, поставив шоу-концерт поп-звезд "60 лет ВДНХ".
— Почему вы променяли балет на эстраду?
— Зря вы говорите об эстраде таким уничижительным тоном. Настоящая эстрада — это большое искусство. В Америке и в Европе страшного слова "попса" не существует. Мне нравятся слова Вольтера: "Все жанры хороши, кроме скучного". В ближайших моих планах — поставить что-нибудь к открытию храма Христа Спасителя.
— О вас говорят как об очень религиозном человеке. Вы верующий с детства?
— Нет. Хотя бабушка крестила меня, когда я был совсем маленьким. Но окончательно уверовал я в Санкт-Петербурге, когда получил травму ноги. А если у человека случаются какие-нибудь несчастья, он часто обращается к Богу. Я не исключение. Знаете, есть такое выражение: "Нет атеистов в шторм на корабле". Сегодня, перед тем как заняться каким-нибудь проектом, я обязательно спрашиваю благословение у моего духовного отца. И после этого все получается.
— Говорят, вы собираетесь поменять гражданство.
— Мне так надоели эти разговоры! Дело в том, что в Латвии существует такой статус, как "почетное гражданство". Латвийская национальная опера, после того как я поставил там несколько спектаклей, обратилась в сейм с просьбой предоставить мне такое гражданство. У меня ведь латышские корни — папа латыш. И мне очень приятно, что сегодня я получил то, что мне полагается по рождению. Если бы не почетное гражданство, моя дочь не могла бы быть латышкой. И фамилия Лиепа ушла бы из страны. Негативная реакция прессы непонятна. Впрочем, мне к этому не привыкать. Когда я уходил из Большого театра и уезжал работать в Америку, журналисты тоже писали, что я чуть ли не предаю Родину.
— А почему вы ушли из Большого? Вас "попросили"?
— Я проработал в Большом 8 лет. На мой уход из театра повлияло знакомство с Рудольфом Нуреевым. Он как-то сказал мне: "Это страшно, когда в конце жизни ты понимаешь, как много не успел сделать". Эта фраза буквально "проросла" во мне, и когда Михаил Барышников предложил поработать у него в "Нью-Йорк сити балет", я пошел в Министерство культуры и попросил выпустить из страны. Самое странное, что все получилось. В Америке меня называли "Перестройка-кид", то есть дитя перестройки. Потому что я был первым, кому в горбачевской России разрешили свободно уехать.
— Когда вы поступили в Большой театр, судьба отца вас от него не отвращала? Великого Мариса Лиепу Григорович без объяснений выгнал из театра…
— Я не знаю, что произошло между отцом и Григоровичем. Они настолько самозабвенно работали вместе, а потом какая-то кошка пробежала между ними. Я с Григоровичем общался на другом уровне, и он не напоминал мне, что я сын человека, с которым он не хочет разговаривать. И в то же время общение с Григоровичем не мешало мне оставаться сыном Мариса Лиепы. У меня никогда не было комплекса "сына знаменитого отца". Я понимал, что на меня всегда будут смотреть с повышенным вниманием, через увеличительные стекла. Это заставляло меня выкладываться не на сто, а на двести процентов. На мне до сих пор лежит двойной груз. Если я ставлю спектакль, то отдаю себе отчет, что придут смотреть не только мою постановку, но и работу сына Мариса Лиепы.
В балете невозможно выехать за счет родительской славы. Балет — это серьезный бизнес. И если ты не можешь вынести той нагрузки, которая на тебя возлагается, то вылетаешь из него. Сегодня мне 37 лет, и для меня важно вовремя уйти со сцены. Наша профессия очень жестока. Я уже не могу танцевать, как раньше.
— Когда вас ругает критика, сильно переживаете?
— Я родился в балетной семье и изначально был готов и к критике, и к зависти. Я же всегда был на виду и хорошо знал, что бывают не только друзья, но и враги. Но меня это не останавливает делать те добрые дела, которые помогает совершать Господь. Когда меня кто-то ругает или у меня появляются проблемы, я, как волк, заползаю в нору и сам зализываю свои раны.
— Когда у вас был последний спектакль?
— В этом сезоне, в Мюнхене, где живут родители моей жены. Мы танцевали с Катюшей "Жар-птицу". Выйти на сцену для меня еще не проблема. Но надо ли мне это — вот вопрос.
— И когда вы собираетесь на него ответить?
— Мама хочет, чтобы я продолжал танцевать. А мне кажется, что всему свое время.
1998 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий